Мы привыкли, что Наталья Гундарева - женщина сильная и уверенная в себе. Такой мы ее видим на экране и на сцене. Однако ее новая роль в спектакле по пьесе Шеффера «Любовный напиток» совсем другая. Героиня Гундаревой - женщина слабая, хрупкая и ранимая...

- Откуда Вы будете черпать эту слабость?

-  Из себя. Как-то на творческой встрече у меня спросили: «Наталья Георгиевна, когда Вы играете положительных героинь - мать десятерых детей, хозяйку детдома, мы Вам так верим... Но как же Вы говорите, что из себя черпаете, к примеру, в фильме «Подранки» - когда Вы голодному мальчику наливаете маленькую капельку супа?» На что я ответила: «Если кто-нибудь из сидящих в зале скажет мне, что никогда не хотел своровать, я ему ни за что не поверю. Другое депо, что человек борется с этим. Вот лежит кошелек, а ты маленький, и тебе хочется мороженого, а ты понимаешь, что сегодня тебе уже выдали деньги на него... И все же хочется взять эти деньги, пока никто не видит. И ребенок начинает бояться: одному стыдно перед мамой , другому - перед Богом, третьему - перед самим собой».

- А как, на Ваш взгляд, легче прожить - сильной или слабой?

- Все мы бываем и слабыми, и сильными, просто я думаю, что каждый человек как бы эгоистически понимает, что ему выгоднее. Кому-то выгодно быть слабым, хотя на самом деле не такой уж он и бессильный. Я встречала людей, которые на вид кажутся слабыми, но на самом деле занимают очень твердую позицию в жизни. А кому-то, как мне (многие во мне видят надежду и опору), легче прожить сильной.

- И Вы никогда не устаете от этого?

- Очень устаю. В результате я всю жизнь живу совсем не так, как мне хочется. Судьба меня ведет, но по внутренним ощущениям я бы хотела совершенно другой жизни. Хотя человек со стороны может подумать: она или с ума сошла, или, извините, зажралась. У нее есть популярность, живы родители, семья, деньги, машина, дача... Что ей еще нужно?! Хотя, с другой стороны, я думаю, что если бы мне дали все, что, как мне кажется, нужно, я бы соскучилась на другой же день. И не захотела бы той жизни.

- А какой - той?

- Меня всегда окружают люди. Постоянный, непрерывный поток людей. А между тем я очень люблю одиночество. Помнится, прожила как-то на даче целую неделю одна. Дверь скрипит, ворона по крыше ходит, кажется, что кто-то пезет... Но мне не было ни страшно, ни скучно. Я живу очень спрессованно. А так хочется выбраться из этого сгустка. Думаешь: вот сейчас я это закончу и начну наконец-то жить. И, прожив большую часть жизни, я поняла, что так никогда и не начну жить. И даже отдыхаю с какой-то остервенелостью: вот приехала в Ригу,  у меня несколько дней нет спектаклей, а я как сумасшедшая пять часов подряд хожу вдоль берега. Это ненормально, никакой это не отдых. Я буквально заставляю себя отдыхать. И получается, что нет какого-то момента расслабления и созерцания, который необходим каждому. Читаю - тоже остервенело. Вот я привезла газеты из Москвы и прочла за день сразу 15. До одури. У нас ведь вообще страна крайностей: либо гулять - если уж мы отдыхаем, либо работать - так, что с тебя пот градом. И никакой золотой середины.

- А с другой стороны - смогли бы мы так, как они?

- Наверное, нет. Ведь и там тоже - те, кто не снимается, открывают благотворительные фонды, потому что им просто скучно. У нас этого просто нельзя себе позволить: надо работать, иначе не выживешь. Там ведь снялся в фильме и обеспечил себя на какое-то время, а здесь иногда и не хочешь, но надо.

- Хватает ли зарплаты в театре на мало-мальски сносную жизнь?

- Я получаю около ста долларов, и, конечно, на нормальную жизнь этого не хватает. В кино же сейчас большие сложности. Предложения поступают. Ты резервируешь на них время. Но в последний момент, как правило, куда-то исчезают спонсоры. Поэтому очень трудно что-то планировать. Правда, остается у меня еще работа в телесериале «Петербургские тайны» - там 50 серий. 2 блока по 10 серий мы сняли. Сейчас я начала уже сниматься в третьем. Но поскольку это госзаказ, зарплаты очень маленькие. И потом, вот на что еще я обратила внимание. Прошлым летом я снялась в картине «Альфонс» - не то что левой пяткой, а одним дуновением. То есть это не роль. А за нее, вернее за свое имя, я получила почти столько же, сколько исполнитель главной роли - Саша Панкратов-Черный. А он ведь не студентишка какой, а известный актер. Почему так получилось? Потому что они понимали, что за хорошую роль актер ухватится, а за плохую - нет. А за позор надо платить. Им нужно имя: от количества известных фамилий зависит сбор. И если на данный период у тебя нет интересной работы, то соглашаешься и на это.

- Может быть, стоит все же отказаться от подобных ролей? Или Вы боитесь паузы в работе?

- Я всегда восхищалась людьми, которые умели и малым довольствоваться, не сниматься по три-пять лет, пережидая. Я их очень уважаю и жалею. Потому что тут от одних мыслей о своей никчемности после определенного времени славы можно сойти с ума. Это очень закомплексовывает человека.

- Вы не производите впечатления человека, нуждающегося в том, чтобы поплакаться кому-то в жилетку. И все же, наверное, у каждой женщины наступает период, когда это просто необходимо... И тогда есть ли такая «жилетка»?

- Пожалуй, нет. То есть это может быть что-то ежесекундное, ежеминутное. Я могу сказать мужу, пожаловаться. С другой стороны, на других свои кресты не переваливают. Несешь - и неси. К тому же, видите ли, поскольку я сильный человек, то могу обращаться только к более сильному, чтобы чувствовать себя слабой. А мое окружение, это замечательные люди, но, на мой взгляд, они не сильнее меня. Можно было бы обратиться к Богу. Выше, казалось бы, и некуда, сильней не бывает. Но, с другой стороны, мне кажется, сейчас очень трудно найти духовного пастыря. В последние годы началась какая-то оголтелая вера, народ повалил в храмы - приходят будто отметиться. Меня это угнетает. Даже среди служителей я тоже стала часто замечать какую-то суетность и решила для себя: этому человеку я не могу доверить свою душу. Пусть лучше она мучается, страдает...

- К чему Вы обращаетесь в трудные минуты жизни?

- Конечно, очень держит работа. Актерам, даже когда они болеют, очень часто приходится играть спектакли. И я замечаю по себе, что, когда выхожу больная, у меня на сцене тут же все проходит. Переступаешь порог театра, и начинается совершенно другая жизнь.

- От чего Вы устаете больше всего?

- От нестабильности. Я понимаю, что раньше мы имели очень мало возможностей. И даже обречены были в смысле определенности того, что нам предстоит: понимали, что сегодня ты можешь получать 5000 за фильм, иметь зарплату 400 рублей и завтра ты выходишь на пенсию и, если не снимаешься, тебе все равно платят 120 рублей. Человек стремился к тому, чтобы стать хорошим актером, получить высшую тарификацию. Он знал, что тогда будет приличная пенсия. Сейчас я вижу, как вздрагивает моя мама от каждого этого нового коэффициента к пенсии. А ведь у нее всегда были приличные оклады. Теперь же, как бы ты ни работал раньше, - все получают одинаково... И еще один момент. У моей мамы есть я. А у меня нет детей: мне не на кого надеяться, кроме самой себя. И естественно, что завтрашнего дня я жду с трепетом.

- Легко ли Вам было вписаться в новое время, когда стали рушиться все старые ценности?

- Когда все это началось, я поняла, что окончательно выбита из колеи. Каждое утро я просто боялась просыпаться. Пока одна приятельница не позвонила мне и не предложила занять у нее: «Я сейчас хорошо зарабатываю и вполне могу тебе дать денег. А потом тебя позовут в какой-нибудь фильм, ты им скажешь, чтобы платили не пять, а пятьсот тысяч. Может, как раз в то время у меня не будет денег, и ты мне дашь...» И я поняла, что можно разрушить абсолютно все, объявив это экономической реформой или перестройкой, можно и вовсе поменять политический строй - но человеческие связи нерушимы. И сознание этого меня очень поддерживает. И потом, все познается в сравнении: когда тебе плохо, нужно думать о тех, кому гораздо хуже. И тогда понимаешь, что у тебя еще все в порядке.

- Что Вы считаете лучшим отдыхом?

- Ой, я так давно не отдыхала...  Всегда мечтала, чтобы меня выбросили десантом посреди леса, возле какого-нибудь домика лесника... А лесника на это время увезли куда-нибудь на черноморское побережье.

- Вы депутат Думы. Понятно, что политика для Вас не способ самореализации. И все-таки не жалко ли тратить драгоценное время, которого, увы, не так уж много нам отмерено, на дело, которому конца-края не видать?

- Когда не получается, жалко. А когда все же что-то двигается с мертвой точки - ничуточки не жаль. К тому же от своей основной работы я ничего не отрываю, пока успеваю заниматься и тем, и другим.

- Считаете ли Вы, что мужчины не способны уже что-то изменить? Что именно женщина спасет мир?

- Да нет. Они в состоянии заниматься абсолютно всем. Дело тут вовсе не в половой принадлежности. Просто мне кажется, что устройством государства должен заниматься человек очень независимый. Которому ничего не надо от государства. Потому что в противном случае вступает в силу совершенно нормальное желание жить лучше. И вся неразбериха - именно из-за того, что люди не реализовали себя в своей жизни и хотят проявить себя в политике. Но ведь этим можно заниматься, только имея очень мощную материальную базу. И тогда у тебя будет желание что-то сделать для людей. А так есть только одно желание - что-то сделать для себя.  Помню, меня очень поразило, что в Америке президент в Белом доме должен оплачивать свои завтраки, обеды и ужины. На приемы деньги отпускаются государством. А за свою жизнь плати сам. И я так понимаю, что перед тем как идти в Белый дом, нужно сообразить, а хватит ли тебе на это денег. Никто о тебе лично забо титься не будет.

- А Вы считаете, что уже устроили свою жизнь?

- Я родилась в коммуналке и всю жизнь мечтала об отдельной квартире. Сейчас мы с мужем вдвоем живем в трехкомнатной. У нас есть дом в деревне. «Жигули» - «пятерка». То есть моя жизнь устроена. Конечно,  можно жить еще лучше: иметь хоромы, дачу поближе, «мерседес». Но я не хочу спать с двустволкой под подушкой.

- Как Вы относитесь к разного рода светским тусовкам?

- Я человек очень общительный, но совершенно не светский. Тусовок не люблю, потому что профессия и так предполагает какую-то дикую, растаскивающую публичность. Я устаю крутиться в этом вертепе. А потом, все эти тусовки, может, кого-то и обогащают, но в основном туда ходят от ущербности: «Ой, а я знаком с президентом «МММ»...» - «А я с Гавриилом Поповым играю в теннис...» И потом, меня очень раздражает, что это показывают по телевизору. Вот я читаю в газете, что 15 процентов детей ни разу в жизни не ели «Сникерс». А потом по телевизору показывают ломящиеся столы... Да, все правильно, актеры пришли расслабиться. Но зачем же это показывать? Это же не предмет искусства. Это вызывает лишь озлобление у народа.

- Вы любите заниматься домашними делами?

-Как ни странно, да. Правда, сейчас на это остается очень мало времени. Ведь надо и деньги зарабатывать, и родители болеют. Трудно, но успеваю - и приготовить, и убрать, и в магазин сходить.

- Как Вы относитесь к процессу эмансипации?

- К сожалению, альтернативы этому процессу нет. Его диктует сама жизнь. Взять нашу семью. Мой муж - актер. Наша жизнь так складывалась, что я первая получила звание, первая начала сниматься, то есть все так или иначе падает на меня. Но при моем характере меня это вполне устраивает. У меня был в жизни момент (тогда я еще не была замужем) - за мной ухаживал очень богатый мужчина. И у меня было всего в достатке. Я забыла, что значит ходить по магазинам, делать домашнюю работу. Через какое-то время я почувствовала, что тупею, мозги заплывают. Я поняла, что могу успокоиться до такой степени, что буду полностью равнодушной ко всему окружающему. А это в моей профессии противопоказано.

- А что Вам больше всего не нравится в себе?

- Мне не нравится, что я человек крайностей. Это вовсе не значит, что нужно быть равниной. Но максимализм - это тоже не жизнь. А он у меня проявляется буквально во всем. Если начинаю работать, то уже не выхожу из театра. Если убираю квартиру - то мне нужно все сделать за один день (все перестирать, перемыть все окна, ванну, кафель), а потом - хоть умереть вечером.

- Себя Вы загоняете. А других?

- Думаю, что со мной не очень легко. Потому что я живу в довольно жестком ритме. Но мой муж совсем другой.

- В школьные годы Вы тоже были активисткой?

- Да. К примеру, в пионерском лагере я всегда устраивала всевозможные карнавалы, костры, ставила пьесы. Но, как правило, из лагеря меня выдворяли раньше времени: снимут галстук и привозят в город. А все из-за того, что я очень часто нарушала правила распорядка. К примеру, могла подговорить весь отряд ночью идти встречать рассвет, пока пионервожатые спят... А это было наказуемо.

- Есть ли актеры, перед которыми Вы до сих пор чувствуете себя статисткой? О которых Вы думаете: «Вот я бы так не смогла».

- Да я б как многие не смогла. Но ведь у каждого свой путь. Можно завидовать Марине Нееловой, что она вот такая. Ну и что? Остается только благодарить судьбу, что я живу в одно время вместе с ней. Я никогда не смогу так сыграть, потому что я другая. У меня другие «отмычки», другая органика... Да и не надо играть так, как играют другие. Надо играть свое.

- Одна из Ваших первых ролей - работница кондитерской фабрики в фильме «Сладкая женщина». Какой должна быть настоящая сладкая женщина? Хотелось бы Вам быть сладкой?

- Я думаю, у каждого она своя. Вообще все очень субъективно. Все зависит от взгляда. Для кого-то ты сладкая, для кого-то ты кислая. Не знаю. Мне просто хотелось бы быть женщиной.

Бася Яжковская.

назад