New Page 4

Перед ее обаянием невозможно устоять. При том, что она для этого ровным счетом ничего не делает. Ее героини - крестьянки и рафинированные аристократки, напористые деловые женщины и нежные матери... Все они очень разные. Пожалуй, единственное, что их объединяет, - это жизненная необходимость безраздельной любви и умение любить. Кто-то может сказать, что ей достался счастливый билет, когда юную выпускницу театрального училища, правда, после повторного показа, взял в свою труппу Андрей Гончаров, безошибочным чутьем разглядев в пухленькой студентке будущую приму.

- «Леди Макбет Мценского уезда» - Ваша игра в этом спектакле потрясала...

- Мощнейшая была роль, но все проходит, и я уже давно ее не играю. Эту роль я очень любила, хотя она, без преувеличения, укорачивала мою жизнь. Потому что прожить эту нестерпимую любовь в течение трех с половиной часов с той наполненностью, о какой мечтал, создавая спектакль, режиссер Андрей Гончаров, было практически невозможно. Я боялась этих спектаклей. И только когда звучала музыка, я, стоя на коленях на помосте, понимала, что нужно выходить и играть. На гастролях в Германии я сыграла этот спектакль четыре раза подряд, и его очень хорошо принимали. А я потом оглохла. Все слышала, как через вату. Вероятно, напряжение было очень сильным. Потом слух восстановился.

- Наталья Георгиевна, Вы очень популярная актриса. А как все началось? Из детской мечты?

- Да Бог его знает, я уже не помню. Я жила рядом с высоткой на Котельнической набережной. В этих домах обитали очень известные люди, и в нашей школе был сильный родительский комитет. Нами занимались: водили в театры, консерваторию, приглашали интересных людей на школьные вечера. Потом я решила пойти во Дворец пионеров. Такое времяпрепровождение мне нравилось больше, чем ходить на танцплощадку. Может быть, я губила в себе какие-то комплексы, потому что фактура у меня не самая подходящая для актрисы. В театре ведь всегда нужна молодая красивая героиня, а я полная, рыхлая, себя стеснялась. Представляете, я со своим ростом и комплекцией поступила в баскетбольную секцию спортивной школы. Однажды в школе организовали лыжный поход, и я, которая никогда не стояла на лыжах, пошла, в ветреную погоду ходила без шапки, чтоб доказать, что морозоустойчивая. Наверное, это было некое изживание чего-то в себе. Доказать, что и в такой плоти, которая многим казалась несовершенной, важен дух. Когда Гончаров узнал, что я после аварии опять за рулем, то сказал: "Наташа, вы опять доказываете, что все можете?" Доказываю, но самой себе. Моя мама говорит, что первое слово, которое я сказала, было "сама". С "сама" началась моя жизнь; этим же, наверное, и закончится.

- Тяжелая авария?

- Месяца три не могла играть, даже не поехала на гастроли. Но очень подбодрили меня на Одесской киностудии, пригласив на роль в фильме «Подвиг Одессы». Я им говорю: "А как же я буду играть?" - а они мне в ответ: "У нас время военное, нам все равно, что у Вас на лице" - чем вселили в меня надежду.

- Желание играть... Что это? Может быть, продление состояния детства?

- Я бы не сказала, что эти ощущения похожи на детство. Детство связано с беззаботностью. А все впечатления, которые выносишь на сцену, для меня связаны с мучениями. Когда настрадаешься, твоя душа очень много приобретает. Тебе становится многое понятно. Не только плохое, но и хорошее - оно становится значительнее, яснее, явственнее. Поэтому ты можешь спокойно выходить на сцену и блистательно играть комедию, потому как знаешь, что такое счастье. И можешь понять любого нищего, сирого, убогого, потому что сам прошел через страдания. Для меня актерское мастерство - не баловство. У меня были веселые роли, но я не умею смешить людей, мне стыдно. Я цирк не люблю. Мне кажется, что изнутри все люди несчастны н одиноки. Думаю, что те, кто прилюдно много смеется, в глубине души скрывают печаль. Они стараются забить ее в дальний угол, чтоб другие не узнали, что им больно. Такая форма защиты. Панцирь.

- Страдание, жизненный опыт идут в копилку актеру. А счастье?

- В мою - нет. Когда счастлива, становлюсь такая сытая, даже толстею. Мне становится все равно. А я ненавижу себя в состоянии "все равно". Мне лучше муки адовы. Я к ним привыкла. Так сложилась моя жизнь, и изменить это нельзя. Мне кажется, что я иногда воспринимаю реальность неадекватно. Можно было бы не обращать внимания на что-то, а я обращаю: должна через все пройти, все пережить. Во многих ситуациях я беру крайне отрицательный вариант, весь его проживаю, а потом оказывается, что все решается положительно. И тут я начинаю думать: какая же я была дура, что ходила с больным сердцем, пила валокордин... Но наступает следующий момент, и все повторяется сначала. Видимо, такой организм.

- На что Вы тратите вторую половину жизни?

- У меня ее практически нет. Все время работаю. Многолетняя привычка. Раньше я отпусков не видела. Отпуск - а я снимаюсь в фильме «Вас ожидает гражданка Никанорова». Сейчас фильмов почти нет. Недавно отказалась от двух предложений. Знаю, что потом буду жалеть смертельно, но наступил такой момент, когда я поняла, что мне нужно отдохнуть. Последние два года были насыщены работой. А в кино работала не так уж много: небольшая работа у Романа Ершова в «Лакейских играх», у Аллы Суриковой в фильме «Хочу в тюрьму», были и «Петербургские тайны». Сказать, что есть мощные работы в кино, не могу.

- А как работалось в «Петербургских тайнах»?

- Вообще работа над сериалом изнуряет. Когда-то давно я снялась в телевизионном трехсерийном фильме. Это было так тяжело... Но сейчас, на фоне того, что предлагалось, материал мне понравился. Сам Крестовский! А какие актеры: Стеклов, Караченцов, Елена Яковлева, Ирина Розанова, Миша Филиппов, Валентина Талызина, Галя Польских! У кого-то роли побольше, у кого-то - поменьше, но и в маленьких ролях актеры играют замечательно. Да, я играла женщину, скажем так, отрицательного поля, заблудившуюся, но я пыталась понять и оправдать поступки своей героини.

- Сейчас, глядя с вершины, что Вас привлекает?

- Привлекает, как ни странно, жизнь не в ярких ее проявлениях, потрясениях, а в спокойной, умудренной текучести. Очень хочется остановить этот бег, увидеть, как идет дождь, шевелится листва, поднимается туман. Ведь живешь либо в прошлом (чего я не делаю никогда, даже дат не помню), либо всегда думаешь о том, что нужно сделать завтра. Но реальностью ты практически никогда не живешь. А очень хочется ее ощутить! Однако трудно вырваться из того ритма, что продиктовала жизнь, трудно и даже, если хотите, страшно. Начинает казаться, что ты что-то теряешь. Хотя я думаю, что наступает такой момент, когда ты понимаешь, что чего-то достиг, и можешь взглянуть окрест себя. Мир так многообразен, значителен, есть много тем, которые отсутствуют в нашей жизни, но мы бежим к своим целям, вершинам. А потом с этих вершин видишь все, что осталось у подножия, и это так интересно! А ты ничего не видел, когда бежал.

- Вы человек не светский?

- Когда мне надо, я надеваю "долгое" платье, делаю очи вместо глаз и иду. Но иду, как агнец на заклание. Конечно, бывает приятно, но проводить так большую часть жизни, когда рядом есть друзья, которых очень редко видишь, когда всегда нужно что-то прочитать, что-то подучить, собрать или разобрать чемоданы...

- Для Вас важно, что думают о Вас другие?

- Я думаю, те, кто говорит, что их это не волнует, врут. Мнение близких людей важно. Я не из тех, кто любит, чтобы им перемывали косточки. У меня жизнь всегда была довольно бурной, но она оставалась моей жизнью. Я не выносила ее на суд общественности. Я предпочитаю, чтобы мной интересовались с точки зрения моего творчества, а не моей частной жизни. Я смотрю на актеров, которых безгранично уважаю: Михаила Ульянова, Марину Неелову, Армена Джигарханяна, Алису Фрейндлих, и я не вижу, чтобы они "обнародовали" свою жизнь. Они демократичны, но не допускают фамильярности. А кто-то - наоборот. Но мне кажется, что эта излишняя откровенность происходит от желания удержать популярность, когда ее удерживать уже нечем. Когда человек несамодостаточен, неинтересен сам себе, а представить по творческой линии нечего, тогда начинаются бесконечные скандальные публикации.

- Чем, по-вашему, Вы заплатили за успех?

- Наверное, детьми. У меня всегда была работа, и она постоянно опережала очередную необходимость завести ребенка. Эту работу, считала, доделаю, а потом... Все ставила в зависимость от работы. Я работала вечно очень много. Одиночеством в старости - думаю, этим буду платить.

- Не страшно?

- Жить вообще страшно. К тому же есть тихая такая надежда, что Бог не оставит своей милостью; может быть, все это произойдет в одночасье, и ты не будешь висеть тяжким грузом на тех, кто останется рядом с тобой. А уйдешь, оттолкнувшись одной ногой от земли.

-- Бывают ли моменты, что играть не хочется?

- Как только раздается третий звонок, ты - уже не ты. Ты делаешь шаг на сцену, попадая в полоску света или темноту, - и твоя жизнь преображается. Ты уже не властен над собой. Профессия странная, она ведь предательство в себе заключает: когда ты снимаешь свою одежду, оставляешь свои привычки, ты, по сути, предаешь самого себя, становишься кем-то другим, причем совсем не обязательно хорошим.

-- Накладывают ли на Вас отпечаток дурные качества сыгранных персонажей?

- Думаю, в каждом человеке всякого намешано. Нормальные люди просто стараются изживать в себе дурные качества, а другие выставляют их напоказ, говоря: "Да, я такой, но что делать, раз такой характер?" Менять надо характер, чем-то поступаться, думать не о себе, а о ком-то другом. До тех пор, пока человек готов меняться, узнавать что-то, он не стареет. Я в этом году первый раз на парашюте полетела, на пляже с причала. Летела над морем. Ощущение дивное! Я могла бы быть летчицей. Люблю аэропорт, самолеты, люблю наблюдать, как они взлетают, садятся.

- Какой Вы себе видитесь?

- Думаю, что я не сахар. У меня характер упругий.

- А окружающие что говорят?

- У нас, чтобы к тебе все хорошо относились, нужно по крайней мере... умереть. Тогда все начинают страдать, говорить, какая ты была хорошая. Все становятся твоими друзьями, а так, пока ты живешь... О!

- Вас предавали?

- Не могу сказать, что было много таких случаев. Из того, что я помню, - один раз. Я до сих пор с этим человеком не общаюсь. При том, что она подходила ко мне в Прощеное воскресенье, не могу переступить через себя. Я предательство не выношу больше всего в жизни. Другие слабости еще можно простить. Предательство - это значит, что ты остаешься без тылов, что построил свой замок на зыбучих песках. И у тебя в жизни ничего не остается.

- О чем Вы сожалеете?

- Возможно, это покажется самонадеянным, но я ни о чем не жалею. Я многое видела, много просмеялась и прострадала... Почувствовала объем жизни и не отказываюсь ни от одного своего дыхания. Это моя жизнь, и я рада, что она прошла так наполненно. Работа, встречи с интересными людьми... Одни прошли, другие задержались.

- Женщины редко умеют дружить.

- У меня есть друзья, на которых я всегда могу положиться, и им все равно, что я актриса. С одной мы дружим всю жизнь. Когда ее парень ушел в армию, я, как Сирано де Бержерак, писала ему вдохновенные письма, а она потом их переписывала корявым почерком. Позже он стал ее мужем. Я приезжала к ней в минуты отчаяния и говорила: "У тебя есть старые чашки? Дай, я их побью". И она ставила мне на стол какую-нибудь обшарпанную тарелку или чашку. Со второй - плакали вдвоем, слушая музыку. Думаю, женщина очень много теряет, когда становится неуверенной. В любом возрасте нужно пытаться что-то познать новое. Вот у меня еще скутер на очереди. Обязательно попробую.

Она не любит дат. Сыгранное и пережитое навсегда остается в прошлом. Самое интересное то, что впереди.

Любит все: холод, жару; осень, лето; печаль, радость, страдания; набухающие почки и опавшие листья - "потому что все это есть жизнь"; искать ответы на вопросы, которые ставит жизнь; открывать новое для себя; читать, вязать, готовить.

Не любит: предательство; когда мешают жить.

Ее жизнь в театре: популярность Наталье Гундаревой принесло кино, но все-таки больше она любит театр. Недаром говорят, что если человек заболел театром, то это не лечится. "Это особенно видно на примере актеров, которым театр ничего не дал, а они все равно не уходят. Отравлены. И их можно понять; в театре есть "манкость". Когда ты выходишь на сцену и владеешь душой человека. Можешь заставить плакать и смеяться. Возможность переделать, переснять делает для меня процесс кинотворчества не очень серьезным. А театр - чрезвычайно требовательный организм. Он ничего не прощает. В театре ты поставлен в очень жесткие условия, и этим театр мне нравится, и этим он чудовищен, и этим он отбирает полжизни. Но ради него стоит жить!"

Сейчас актриса много ездит с антрепризами. Среди спектаклей - „Такая идиотская жизнь", в котором она играет с Арменом Джигарханяном и Валерием Гаркалиным; "Любовный напиток" - с Евгенией Симоновой, Ольгой Прокофьевой и Татьяной Орловой; "Игрушечный рай" - с Сергеем Шакуровым.